Службе отдал он себя сполна,
Был на море преданным работником.
И поныне в нем живут война
И атаки «малого охотника».

И поныне на волне крутой
Сквозь огонь, осколки, ночи адские
Он идет с товарищами в бой,
И пылают корабли германские.

Сон смахнув, он тяжело вздохнет,
Рад маршруту своему недальнему:
По Большой Морской опять пойдет
Летним Севастополем к «Хрустальному».

Пляж безлюден. За волной волна,
Каждая прозрачная, игривая.
Смотрит вдаль моряк, и жизнь видна
С бурями, штормами, но счастливая.

Как мила в час утренний земля!
Здесь душа стихает, как затворница,
Но раздастся зорька с корабля –
И вспорхнет она, как в небо горлица!

В доме, где витает дух морской,
Где кораллы, корабли под стеклами,
Он опять, скучая, день-деньской
Будет ждать с надеждой письма теплые

А на праздник в лучезарный час
Адмирал на безупречном кителе
Вынесет наград иконостас,
Чтоб его во всей красе увидели!

Комбриг шутил, хоть было не до шуток.
Все знали – за веселостью его
Волненье двух штормящих долгих суток,
Не давшие бригаде ничего.

Мы шли во фронт, заученно и четко,
Прощупывал глубины эхолот,
Но, видно, где-то в плане был просчет,
И ускользала «вражеская» лодка.

Она ушла или легла на дно.
Комбригов бас раздался в рубке снова:
«Неужто нам сегодня суждено
На базу возвратиться без «улова»?

Шторм повторял один и тот же такт,
Затишья нам не обещала сводка.
И вдруг: «Товарищ командир! Контакт! –
Раздалось в трубке. – Есть контакт с подлодкой!»

«Кто обнаружил первым?» – «Завалишин».
– «Матросу отпуск десять суток. Стоп!..»
И командир на свежий воздух вышел,
Пилотку снял и вытер влажный лоб.

В шуме волн и возгласах сирен
Город вспоминается матросский.
Ах, как пахла в гавани сирень,
Как светили в сумерках березки!
Сколько раз из тягостных разлук
Мы к нему счастливо возвращались,
И ловили жадно каждый звук,
И всему живому улыбались.

Ты стонало, дичая,
Словно в страшной печали,
С белой наледью чаек
На соленом причале.

И угрюмо качались
Тучи серые низко.
Так с тобой повстречались
Мы в далеком Балтийске.

Ты мне глянуло в душу
Нескончаемой синью,
Убеждая, что струшу,
Отступлю, обессилю.

Но в походах, тоскуя,
Проклиная погодку,
Обретал я морскую
С легким кренцем походку.