Блокадный Ленинград притих, как мина.
У Пушкинского Дома* по ночам
Вздыхала боевая субмарина,
Стальной обшивкой тёрлась о причал.
Она рвалась в балтийские просторы.
Но шёл ремонт.
Готовились к боям
Матросы, сожалея о простое,
И тосковал расхристанный баян.
Он волновал мелодией знакомой,
И моряки ходили – и не раз! –
В библиотеку Пушкинского Дома
И слушали Мануйлова** рассказ
О чародее с синими глазами,
Который – чист и сердцем и душой –
Пришёл не просто к Блоку из Рязани,
А в русскую поэзию пришёл.
Не оглушил его угар кабацкий,
И пульс стихов по венам не утих,
Но вот твердят, что он поэт кулацкий,
Что чужд социализму грустный стих…
Средь книжных полок трепетно звучало
Есенинское слово в тишине,
И слушала подлодка у причала,
На миг забыв о тягостной войне.
А как-то раз Мануйлов среди ночи
Разбужен был – как гром по голове!
Толпой ввалились в тесный коридорчик
Матросы с капитаном во главе.
Глаза под козырьком сверкнули дерзко
(Видать, привык – судьбе наперерез):
– Я капитан подлодки Маринеско***,
Нам всем Есенин нужен позарез.
– Есенин?
Да у нас в библиотеке
Один – редчайший! – том его стихов…
– Мы будем благодарны вам вовеки –
Отдайте нам его без лишних слов!
Мы в бой идём.
А то, что сердцу близко…
– Ну что же, постараюсь вам помочь.
…Для моряков старалась машинистка –
Есенина печатала всю ночь.
А утром лодка, рулевым послушна,
Ушла в поход – получен был приказ.
И «Ты жива ещё, моя старушка?..»
В отсеках тесных слышалось не раз.
С родным причалом трудно расставаться,
Но морякам стихи давали сил,
Как будто с экипажем С-13
Есенин тоже в море выходил.

Сырой туман над морем стлался густо.
Кралась подлодка, прячась в темноту.
С конвоем вышел в море лайнер «Густлов»
С фашистскими войсками на борту.
Легла на курс тяжёлая громада,
Вокруг, как псы, сновали катера…
Что ж, отомстим за муки Ленинграда!
И Маринеско выдохнул:
– Пора!
Вперёд, вперёд по вспененному следу!
– Цель вижу!
(Будь же проклят знобкий норд!)
– Товьсь!
– Пли!
И три тяжёлые торпеды
Впились с разбегу в корабельный борт.
Пожар!
И лайнер тонет, как скорлупка.
Пять тысяч фрицев пущены на дно.
Скрывается в волнах подлодки рубка.
Фашисты гибнут – так и быть должно!
Ах, как потом старались немцы,
Чтобы
Отправить С-13 на тот свет!..
Но вскоре грузный «Генерал фон Штойбен»
Пошел ко дну за «Густловом» вослед.
Побед подобных Балтика не знала.
Врагу за всё заплачено сполна.
Германия, как спрут, во тьме лежала,
В трёхдневный траур – вся! – погружена.

Медаль луны начищена до блеска,
И не страшит невзгод девятый вал.
Так вместе с экипажем Маринеско
С фашистами Есенин воевал.
Подлодка шла, легко волны касаясь,
И близился святой Победы срок.
И не было вернее доказательств
Великой силы животворных строк!

Четыре года пушки грохотали
И, сея смерть, катился чёрный вал,
Но час настал, когда в победном мае
Последний выстрел гулко прозвучал.

По всей земле – от края и до края –
Сады вскипели, славя бытиё.
И воцарилась тишина –
Такая,
Что сразу стало страшно за неё.